В тот вечер, вечер перед битвой, все военачальники, сохранившие верность Гроссмейстеру, собрались в палатке Альберта, чтобы в последний раз обсудить план предстоящего сражения.

– Итак, проверим диспозицию, – произнес Гроссмейстер, склоняясь над грубо начерченной схемой предстоящего боя.

Глаза его горели, осанка вновь приобрела былое величие, он снова был на коне. Вот оно – поле боя, вот они – верные рыцари, разбившие лагерь вокруг его шатра. Скоро сюда придет враг, и они встретятся в честном бою. Кончились интриги, заговоры, ложные друзья, скрытые враги. Несмотря на то, что зимняя стужа беззастенчиво проникала в шатер и изо ртов собравшихся валил пар, Гроссмейстер не позволял себе ни потереть руки, ни обогреть их. Он стоял перед собравшимися прямой, как копье, само воплощение бога войны, решительный и беспощадный. Завтра случится то, ради чего он рожден, чем живет, – битва. Честная и бескомпромиссная. Там наконец выяснится, чей меч острее, чей шлем крепче, на чьей стороне Бог.

– Каково соотношение сил? – задал он вопрос, на который сам мог ответить без запинки.

Вставший во фрунт и придерживающий рукоять меча бравый наместник псковский начал доклад:

– Лазутчики сообщили, что все ландскнехты, перешедшие на сторону инквизитора, остались для осады Гатена. Вся пехота противника состоит из так называемых гвардейцев. Шваль, колбасники. Думаю, инквизитор сам не может на них положиться. Однако их много, больше, чем ландскнехтов у нас. Поэтому для сдерживания нашего лобового удара он их может поставить. Скорее всего, он будет рассчитывать на кавалерию, особенно на прибывших из Германии рыцарей.

– Бедный инквизитор, – усмехнулся Гроссмейстер, – столько доказывал мне необходимость формирования армии на основе призыва мастеровых, а теперь сам не может доверять этакому воинству. Приходится опираться на рыцарей. Ну-ну. Продолжайте.

– Можно ожидать, что инквизитор выставит свои пехотные части в центре, а рыцарскую конницу пошлет в обход, чтобы сокрушить наши фланги и окружить. Однако численность рыцарей у нас также ниже. Поэтому я считаю справедливым ваш план, господин Гроссмейстер, нанести удар всей силой нашей кавалерии в центр, дабы сокрушить пехоту противника. Наш левый фланг прикроет псковская дружина, а правый – строй ландскнехтов. Проломив центр, мы сможем расчленить армию врага и разбить ее.

– Хорошо, каково ваше мнение, барон? – спросил Гроссмейстер.

– Я думаю, план хороший, но меня все-таки беспокоит численный перевес противника, – отвечал барон фон Рункель. – Мы успешно воссоединились с рыцарями и ландскнехтами новгородского и псковского наместничеств, с псковской дружиной. Однако новгородский посадник со своей дружиной отстает. Если нам все-таки удастся соединиться с ним, шансы возрастут.

– Хватит, господин барон, – взорвался Гроссмейстер. – Даже улитка добралась бы быстрее, чем движется Святослав. Если я постараюсь соединиться с ним, то буду вынужден оставить эту чрезвычайно выгодную позицию. Тогда мы окажемся в болоте, а противник на возвышенности. Это еще хуже, чем воевать при поддержке этих ленивых новгородцев. Завтра атакуем. Вы, герцог Псковский, возглавите нашу атаку в центре. – Гроссмейстер сделал паузу, наслаждаясь замешательством присутствующих. – Да, бывший господин псковский наместник. Перед этим совещанием, я подписал указ о создании герцогства Псковского, с передачей его земель в вечный лен вашему семейству. Наместник низко склонился.

– Вы, барон, – обратился он к новгородскому наместнику, – возглавите отряд, прикрывающий наш правый фланг. После нашей победы вам будет даровано старорусское поместье изменника инквизитора. А вашей дружине, посадник псковский, надлежит прикрыть наш левый фланг. Пусть ваши люди исполнят свой долг перед покровительствующим им орденом. Совет окончен, господа, и да поможет нам Бог.

– Да поможет нам Бог, – рявкнули присутствующие и начали покидать шатер.

– Значит, он обещал? – переспросил граф. – Уж больно все идеально складывается. Не ловушка ли?

– Я сам заподозрил подвох. Но если даже так, я не понимаю, в чем выгода Гроссмейстера? Кроме того, бедный Альберт столь недоверчив к русским… Думаю, если бы он задумал нас обмануть, он подослал бы кого-нибудь из своих рыцарей. Да и не в духе Альберта такая тактика. Он любит атаковать в лоб и не терпит хитростей. Он лев, но немного лисьей хитрости ему бы не повредило, – сказал инквизитор и откинулся на спинку кресла.

Впрочем, инквизитором его уже никто не называл. Разве что за глаза, шепотом и из большой нелюбви. Новый официальный титул этого человека звучал: “Благочестивый, христолюбивый предстоятель Святой Христовой церкви в землях восточных руссов, его величество король Ингерманландский Иоахим!”.

– Что же, значит, воистину Бог на нашей стороне, – произнес граф фон Маас и перекрестился.

Граф Герберт фон Маас прибыл в Ингерманландию на Крещение с отрядом рыцарей, приглашенных заговорщиками из Германии. Сейчас он командовал всей королевской рыцарской конницей и носил звание маршала Ингерманландии. Новоиспеченный король был доволен своим военачальником – прежде всего, беспощадной жесткостью, с которой тот руководил.

– Итак, мы можем считать план завтрашнего сражения утвержденным? – спросил последний из присутствующих на совещании, новый командир гвардейцев Гюнтер Штайн, брат известного всему Петербургу купца Мартина Штайна.

– Разумеется, – ответил король. – Давайте теперь послушаем брата Франциска, прибывшего к нам из Петербурга, от отца Паоло.

Отец Паоло был объявлен первым министром королевства. Сейчас он был оставлен “на хозяйстве”, как гражданский правитель, и на то время, пока бывший инквизитор, а ныне король Ингерманландский возглавлял кампанию против войск Гроссмейстера. На его плечи легла тяжкая забота по “приведению к благочестию” всех слоев населения, подконтрольных новым властям.

В шатер вошел брат Франциск. Сломанный нос не особо украсил его, и теперь, со своей непомерной толщиной и вечно лоснящейся кожей, он выглядел совсем уж отвратно. “Пес, – подумал король, – но преданный, это хорошо”.